"Хозяин улиц городских". Хулиганство в Советской России в 1920-е годы

Родина – 2002 - №2

«ХОЗЯИН УЛИЦ ГОРОДСКИХ».
ХУЛИГАНСТВО В СОВЕТСКОЙ РОССИИ В 1920-е ГОДЫ

С. Панин

        Автор статьи обращается к одному из проявлений девиантного поведения в советских городах в 1920-е годы. В эпоху НЭПа происходил быстрый рост хулиганства в городах. Причины этого явления в первую очередь крылись в тяжелом социальном наследии предшествующего десятилетия. Но немалую роль сыграли и «запаздывание» репрессивной машины государства, долгое время не видевшего в хулиганстве серьезной опасности, и пропагандистская политика режима, внушавшего рабочей молодежи представление о социальном превосходстве и тем самым фактически воспитывавшая в ней чувство вседозволенности и безнаказанности. Особое внимание в статье уделено масштабам и формам хулиганства в городских социумах, степени его общественной опасности, его отражению в городской частушке. Автор приходит к следующим выводам: распространение хулиганства было закономерным процессом, оно достигло степени национального бедствия, хулиган стал неотъемлемой фигурой повседневной жизни городов советской России и во многом ее определял, политика властей в борьбе с хулиганством оказалась непоследовательной и неэффективной и скорее приносила вред, чем пользу.

       Более ста лет российские историки-криминологи, социологи и публицисты спорят о происхождении и времени появления в России слов «хулиган» и «хулиганство», о том, какие действия и явления скрываются за этими словами. Выдвигались разнообразные и часто взаимоисключающие версии; бесспорно, однако, что в конце XIX века термин «хулиганство» появился в официальных документах, с 1905 года – в печати, а с 1909 – в справочных изданиях. При этом дореволюционное законодательство не предусматривало преступления, которое квалифицировалось как «хулиганство». Определение этого преступления, его состава появилось в российском уголовном кодексе только в 1920-е годы. И дело не в том, что в царской России хулиганских поступков не совершалось. Напротив, в ходе революции 1905 – 1907 годов и в последующую эпоху хулиганство расцвело пышным цветом. Однако можно предположить, что именно в Советской России распространение хулиганства достигло степени национального бедствия, что и нашло отражение в ее законодательстве. Так ли это или не так мы и попытаемся выяснить в этой статье, ограничиваясь только городскими материалами.    
___________________________________
Станислав Евгеньевич Панин, старший преподаватель кафедры отечественной истории и методики преподавания истории исторического факультета Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского, Пенза.

 

        Причины хулиганства. Социальный портрет хулигана. В годы гражданской войны и военного коммунизма число горожан, совершавших противоправные поступки, которые можно было бы квалифицировать как хулиганские, резко сократилось. Это был естественный процесс: социальные потрясения всегда способствуют переходу индивидуальной энергии в социальную. Гражданская война во всех ее проявлениях позволила лицам, по своему психологическому складу склонным к хулиганскому поведению, полностью реализоваться в конкретной деятельности белых, красных, «зеленых» и т.д. Кроме того, при отсутствии законодательства, регулировавшего борьбу с хулиганством, когда суд руководствовался «революционной совестью» и «классовым сознанием», совершение хулиганских действий грозило правонарушителю серьезными последствиями.

       С переходом к мирной жизни ситуация кардинально изменилась. Началась пора роста хулиганства, что выясняется даже по неполной официальной статистике. Так, по данным статистического отдела НКВД, на 10 000 человек в РСФСР приходилось зафиксированных хулиганских действий, рассматривавшихся как преступные: в 1925 году – 3,2, в 1926 – 16, 7, а в 1927 – 25, 2 случаев. По частоте совершения хулиганских действий города далеко опережали сельские поселения. В то время в городах проживало около 17% населения страны, тогда как из общего числа хулиганских поступков на долю городов приходилось более 40% .    
       Подобная же тенденция прослеживается по отдельным регионам. К примеру, в Иваново-Вознесенской губернии в 1923 году было возбуждено 428 уголовных дел о хулиганстве, в 1924 – на 78 % больше, в 1925 году – на 117% больше, чем в 1924, в 1926 – на 166 % больше, чем в 1925 году. В Ленинграде число приговоренных к различным срокам тюремного заключения за нарушение общественного порядка с 1923 по 1926 год увеличилось более чем в 10 раз, а их доля в общем числе осужденных возросла с 2 до почти 17 % . А ведь статистика отражала только те хулиганские поступки, которые, во-первых, были зафиксированы правоохранительными органами, а во-вторых, квалифицировались как уголовные преступления. Между тем большинство случаев хулиганства не регистрировалось или рассматривалось правоохранительными органами как административные правонарушения. Статистика по этим делам еще более подчеркивает тенденцию быстрого роста количества совершаемых хулиганских действий и числа хулиганов (табл. 1).           
Таблица Численность лиц, подвергнутых административному взысканию за хулиганство

 

I квартал

II квартал

III квартал

IV квартал

1924

-

38786

52660

63788

1925

64933

67010

83570

100097

1926

100022

111386

-

 


Составлено по: Диспут в Ленинграде о хулиганстве. Доклад Н.В. Крыленко // Хулиганство и преступления. Л. – М., Рабочий суд, 1927. С. 16.

     Возраст основной массы хулиганов составлял от 12 до 25 лет. Хулиганство занимало одну из основных позиций в списке правонарушений, совершавшихся несовершеннолетними. По данным 252 комиссий по делам о несовершеннолетних (в основном занимавшихся делами о правонарушениях, совершенных несовершеннолетними в городах), в 1925 году в РСФСР 21% всех таких дел были о хулиганстве и «дурном поведении».
Причины угрожающего роста этого вида девиантного поведения в среде городской молодежи были многочисленны и многообразны. Молодежь по определению маргинальна, так как еще не включена в status quo социального порядка, так что совершение молодыми людьми поступков, расцениваемых взрослыми как хулиганские, даже естественно. При этом сознание и поведение молодых во многом отражает значимые моменты социальной жизни. В исследуемое время они отражали социальный хаос, царивший в России.
Мировая и гражданская войны, события 1917 года, эпидемии и голод травмировали детей и подростков физически и психически, показав им страшные картины насилия, оскорблений и надругательств над личностью, смерти в ее самых пугающих проявлениях. Смерть родителей и близких в результате голода и эпидемий, голод и полное одиночество ребенка перед лицом окружающего мира были в это время типичными явлениями. Вот обычное для 1920-х годов описание детских лет хулигана: «Росновский Владимир, осужденный за хулиганство. Родился в г. Уральске. В 1919 г. его родители умерли от сыпного тифа. В 1921 г. в Самаре погибли от голода два его брата и две сестры. Голодал. На вопрос, что помнит из детства, отвечает, что в его памяти отложилось только два момента: гибель родителей и расстрел днем в центре деревни, куда он случайно попал, скитаясь после смерти близких, 7 мужчин и 1 женщины…».

      Психиатры констатировали, что молодые люди, детство и переходный возраст которых совпали с периодом социальных потрясений, проявляли повышенную нервозность, истеричность, склонность к патологическим реакциям. Например, из 408 обследованных в 1927 году подростков Пензы, 31,5 % оказались неврастениками, а среди рабочих подростков уже 93,6 % имели нервные заболевания, осложненные туберкулезом и малокровием. В начале 1928 года в психоневрологическом кабинете было обследовано 564 ученика различных учебных заведений Пензы, 28 % из них составили умственно отсталые. Причем в школах городских окраин, населенных преимущественно рабочими, этот процент возрастал до 32 – 52, а в центральных районах с минимальным присутствием рабочих падал до 7 – 18 . На таком общем патологическом фоне нет ничего удивительного в результатах исследования, проведенного в 1920-е годы А. Мишустиным: среди обследованных хулиганов травматико-невротиков было 56,1 %, а неврастеников и истериков – 32 % .     
      Это время стало периодом массового распространения среди городских жителей «трущобных» болезней, в первую очередь венерических и в молодежной среде. Сифилис и гонорея в запущенных формах оказывали существенное влияние не только на физическое, но и на психическое здоровье населения. Они негативно воздействовали на восприятие окружающей действительности и, как следствие, нередко вызывали неадекватную реакцию на внешние раздражители. Поэтому не случайно то, что среди хулиганов эпохи НЭПа доля больных венерическими болезнями доходила до 31 %.

       Свою губительную роль в эскалации хулиганства 1920-х годов сыграли беспризорность и безнадзорность детей и подростков. Вообще войны и революция деформировали нормальный процесс начальной социализации детей и подростков, что не могло не сказаться самым губительным образом на комплексе усвоенных ими социальных ролей и культурных норм и послужило одной из причин роста хулиганства в мирное время, когда потребовались изменения ролевого набора, усвоение новых социальных норм мирного общежития. Самостоятельно справиться с этой задачей молодежь не могла, а агенты и институты вторичной социализации бездействовали или функционировали неэффективно. При столкновении с новыми реалиями жизни молодые люди оказывались в растерянности, не находя себе в ней места. «Серая повседневность», вытеснившая недавнюю «романтику революционной борьбы», усиливала у молодежи и без того присущую ей тягу к протесту против окружающей действительности, в том числе и через действия, рассматривавшиеся обществом как хулиганские. В этом смысле вполне знаковым был внешний вид части хулиганов эпохи НЭПа, фактически скопированный с братка-матроса первых лет революции: брюки-клёш, куртка, походившая на бушлат, шапка-финка. Многие хулиганы не мылись, ходили в грязной одежде. Речь хулиганов тоже играла знаковую роль, для нее были характерны ненормативная лексика и воровской жаргон.

       Большое значение для эскалации городского хулиганства имело употребление алкоголя и в известной степени наркотиков. Показательно, что особо высокие темпы рост хулиганства принял после «легализации» в 1925 году советской водки «рыковки», когда население страны буквально захлебнулось алкоголем. Как правило, агрессивное поведение имеет место лишь в том случае, когда влияние провоцирующих к нему сигналов оказывается сильнее, чем влияние сигналов сдерживающих. Количество сигналов, доступных для восприятия человеком в состоянии алкогольного опьянения, снижается, и он будет интерпретировать действия других неадекватно, с большой долей произвольности. Алкоголь увеличивает шансы человека стать на путь хулиганства и агрессии, так как не дает ему адекватно понять и проинтерпретировать поведение других людей. Опьяненному субъекту эти действия будут казаться вызывающими – и вызовут больше агрессии с его стороны.

       В годы НЭПа в досуговой и производственной повседневности жителей России ситуации, когда внешних провоцирующих сигналов было много, а вот внешние и внутренние сдерживающие сигналы «оказались» явно в дефиците. Нельзя забывать и о том, что изменился сам потребитель спиртного. «Все специалисты, сейчас, безусловно, сходятся в том, что современный алкоголизм отличается от довоенного. Война и революция с их потрясающими переживаниями, большое количество инвалидов и травматиков, в частности с ослабленной нервной системой, эпидемии, в особенности недоедание голодных годов и т. д., сделали многих менее устойчивыми против алкоголя, и реакции на алкоголь стали более бурными», – говорил в 1928 году доктор Цирасский. Кроме того, во второй половине 1920-х годов население советских городов потребляло спиртного просто больше, чем горожане в царской России. Все это в совокупности и определило значительное влияние алкоголя на этиологию хулиганства. По данным А. Мишустина, в 1920-е годы 61,5 % семей хулиганов составляли те из них, в которых пил отец, 10,7 % – в которых пила мать, столько же – в которых пили оба родителя. Сами хулиганы того времени на 95,5 % были пьющими, причем 62 % среди них пили постоянно, а 7 % принимали наркотики.      
В подавляющем большинстве хулиганы того времени были мужчинами. По данным ЦСУ РСФСР, женщин среди осужденных за хулиганство в 1925 году было только 4 %, в 1926. – 3,9 % . Некоторые исследователи – современники событий даже выдвигали версию о том, что женского хулиганства не существовало, а зафиксированные случаи представляли собой результат или психической болезни, или защитной истерической реакции. Однако это утверждение представляется сомнительным. По материалам Главного управления местами заключений видно среди осужденных за хулиганство 30 % выросли без одного или обоих родителей, 45 % какое-то время были беспризорными. Около 1/2 осужденных составляли рабочие (из них почти 20 % были членами профсоюза), 1/6 – безработные и 1/7 – служащие. Не менее 13% задержанных за хулиганство составляли комсомольцы и партийцы , 55 % хулиганов были холостыми.

      Хулиганство как социальный феномен. Хулиган редко «геройствовал» в одиночку. Он предпочитал делать это в группе или шайке. Мнением ее членов он дорожил, за влияние на них – боролся. Шайка же обычно действовала в конкретном районе, в котором проживало большинство ее членов.

      В царской России стремление к самоорганизации демонстрировали только столичные хулиганские сообщества, в советской оно распространилось и на провинциальные города. Были созданы «Кружки хулиганов», «Общество “долой невинность”», «Общество советских алкоголиков», «Общество советских лодырей», «Союз хулиганов», «Интернационал дураков», «Центральный комитет шпаны» и др. Хулиганские кружки («Топтательный комитет», «Шайка хулиганов» и т.п.) образовывались и в школах; в них даже избирали бюро и платили членские взносы. Хулиганство в городских школах достигло такого уровня самоорганизации и агрессии, что, например, из страха перед террором как «чужих» хулиганов, так и «своих» администрация 25-й школы Пензы на некоторое время была вынуждена ее закрыть. В отличие от сезонного деревенского городское хулиганство было круглогодичным и отличалось повышенной жестокостью. Это подчеркивает «Мордобойный гимн», который частенько распевался на молодежных вечеринках:

Смазать, стукнуть, треснуть, трахнуть,
Ляпнуть, свиснуть, лопонуть,
Садануть, заехать, бухнуть,
На бок челюсти свернуть,
Засветить, фонарь поставить,
Дать по шее, глаз подбить,
Отмесить, кулак расправить,
Нос расквасить, залепить,
Под орех разделать, ахнуть,
Расписать, разрисовать,
Двинуть, ухнуть, тарарахнуть,
По портрету надавать,
Шлепнуть в ухо, выбить зубы,
Насандалить, окрестить,
Оттаскать, разгладить губы,
Рот заткнуть, отмолотить,
Отлупить, посбавить дури,
Плешь наваксить, накромсать,
Дать по морде и по шкуре,
Поученье прописать,
Поучить, набить сусала,
Ребра все поворошить,
Угостить, огреть, дать сала,
Ошарашить, оглушить.

      Из-за отсутствия четкого юридического определения под хулиганством понимались самые разные действия: произнесение нецензурных слов, стрельба из огнестрельного оружия, шум, крики, пение озорных или нецензурных песен и частушек, обрызгивание граждан водой и нечистотами, бесцельное постукивание в двери домов, устройство нагромождений на дорогах, кулачные бои, драки и т.д. Отдельные виды хулиганских действий встречались особенно часто. Из числа задержанных за нарушение общественного порядка в 1926 году около трети было арестовано за избиение прохожих, 28 % – за дебош в пьяном виде, 17 – за ругань, 13 – за сопротивление милиции.
      Основная масса хулиганских поступков совершалась на улицах, но не были забыты хулиганами и рабочие клубы, кинотеатры, пивные, театры, даже государственные учреждения. Вот несколько типичных примеров: «З., 18 лет, с 6-ю рабочими подростками заводов ворвался в рабочий клуб, буйствовал, бросал кирпичами, ругался, избивал пионеров и служащих; во время спектакля в клубе шайка З. врывалась в зал, учиняя здесь драки и терроризируя посетителей клуба, это происходило систематически и организованно. П., 23 лет, устраивал неоднократно с товарищами драки и дебоши в нетрезвом виде, в пивной ранил ножом одного из товарищей в драке и попортил имущество пивной. Возле Ростова группа хулиганов ворвалась в дом отдыха, стала дебоширить и избивать     отдыхающих».
       Но то были лишь цветочки... В Казани хулиганы сорвали агитационный полет, закидав палками и камнями самолет и пилота «Осавиахима», в Новосибирске разогнали комсомольскую демонстрацию, а в Пензенской губернии развернули настоящую «рельсовую войну»: разбирали железнодорожное полотно и подкладывали шпалы на пути проходивших поездов в Пензе и Рузаевке. За весну 1925 года им удалось пустить под откос три поезда: в марте около станции Сура сошел с рельсов скорый поезд (два человека умерли, девять были ранены), в апреле произошло крушение товарного поезда № 104, а в мае по той же причине сошли с рельсов паровоз и четыре вагона.
      В 1920-х годах на руках у населения оставалось много холодного и огнестрельного оружия и хулиганы часто пускали его в ход. Как писал в 1925 году о городском хулигане некий Максимов: «Он вооружен – перчатка, кастет, финка, а иногда и предмет всех высших желаний хулигана – «шпалер» – револьвер всегда при нем». Это обстоятельство также нашло отражение в хулиганских частушках, ставших неотъемлемым элементом народной культуры советских городов:

          
Я опять, милашка, пьяный,      
Начинаю баловать,    
Из кармана финский ножик     
Начинаю доставать.  
Тятька вострый ножик точит, 
Мамка гирю подает,  
Сестра револьвер заряжает – 
На беседу брат идет.

      Типичным явлением стало совершение из хулиганских побуждений таких преступлений, как убийство, бандитское нападение, поджог. И конечно, во всей «красе» показали себя хулиганы в изнасилованиях женщин, по преимуществу групповых. Как отмечали криминологи 1920-х годов, хулиган из рабочей среды «был весьма распущен в половом отношении и он насилием поганит раскрепощенную женщину». Любимым развлечением было устройство «тюльпана»: хулиганы ловили девушку, завязывали ей юбку над головой и бросали в кусты ногами кверху . В Нижнем Новгороде 14 хулиганов изнасиловали пьяную девушку. В Пскове в 1926 году хулиганы случали с собакой 11-летнюю девочку, причем, как писала местная газета, «подобные случаи наблюдаются в том или ином месте каждый день». В сентябре того же года там же толпа хулиганов поймала беременную женщину, ее уложили на кровать и ставили ей банки на живот. В Ростове три девушки-работницы 17 – 23 лет для «смеха» помогали пьяному рабочему насиловать свою подругу. В Тверской губернии группа молодежи на вечеринке в доме некой Бороздкиной изнасиловала «тупоумную девушку, причем после насилия повалили ее на пол и стали лить ей в половой орган воду, скипидар, деготь, квас, разведенные дрожжи». Присутствовавшая при этом гражданка Морозова заставила 13-летнего мальчика остричь насилуемой волосы. В Перми 62 человека, в возрасте от 11 (!) до19 лет под постоянными угрозами в течение почти года насиловали, по 10 – 15 человек за раз, 16-летнюю девушку.

       Апофеозом «сексуального хулиганства» стало знаменитое «чубаровское дело», когда молодые рабочие ленинградского завода «Кооператор» 21 августа 1926 года в саду «Сан-Галли» изнасиловали девушку-рабфаковку. Насилие совершали 40 человек, среди них было 9 комсомольцев и 1 кандидат в члены ВКП (б). Процесс над ними сделали показательным, «чубаровщина» стала нарицательным термином для обозначения групповых изнасилований из хулиганских побуждений, которых в годы НЭПа совершалось предостаточно.
Постепенно хулиганство захватило городские фабрики и заводы. Помимо таких общих форм хулиганских проявлений, как ругань, дебоширство, приставание к женщинам-работницам, на производстве появлялись свои специфичные способы «похулиганить», к примеру, порча имущества. Так, на заводе им. 1 мая в Смоленске трое молодых рабочих вошли утром в цех и «ради шутки», «без прямого умысла», один из них бросил в станок камень. После этого они ушли, а когда был станок включен, он полностью вышел из строя, и цех не мог работать. Потом один из троицы вернулся и опять-таки «пошутил»: бросил в работающий основной агрегат кусок рельса, что парализовало работу уже всего предприятия. Машинист завода «Красный строитель» в Перми тоже «ради шутки» выпустил из котла пар и на несколько часов остановил работу всего завода и т.д. Немало способствовало росту хулиганства на производстве, да и вне его постоянное внушение рабочим представлений об их авангардной роли, о том, что именно они являются фундаментом нового общества и государства. На этой почве у них развивалось так называемое пролетарское чванство – чувство вседозволенности и безнаказанности. Нередки были случаи, когда рабочие без всяких на то оснований избивали специалистов, инженеров и директоров. Это явление даже получило название «быковщина» – по имени молодого рабочего Быкова, застрелившего на ленинградской фабрике «Скороход» мастера Степанкова.

         Со второй половины 1920-х хулиганы все более и более начинают определять повседневную жизнь горожан, в первую очередь самих рабочих, их досуг и работу. «Это герой улицы. Это в известное время и в известных местах владыка улицы. Ее хозяин. Улица – арена его геройств, подвигов и славы. И, выйдя вечером на улицу, он чувствует себя свободно – он у себя дома и, в зависимости от настроения, улица становится более или менее проходима для граждан». Так описывали городского хулигана его современники. И были очень близки к действительности.
         С сентября по декабрь 1926 года многие жители Пензы не могли вовремя попасть на работу, так как три улицы города каждое утро были парализованы – хулиганы периодически разливали по ночам человеческие экскременты из ассенизационного обоза. Вечерами рабочие и служащие, возвращавшиеся или, наоборот, идущие на работу, рисковали быть избитыми или даже убитыми. Так, рабочий одной из типографий Саранска одним из летних вечеров 1926 года возвращался с работы домой по аллее Пушкинского сада, где ему встретились два пьяных хулигана. Встреча закончилась для молодого печатника ударом ножа в бок. В том же году руководство фабрики «Маяк Революции» было вынуждено обратиться с заявлением к Пензенскому губпрокурору. В нем отмечалось, что регулярно «с 2000 до 2200 происходили нападения шаек хулиганов на рабочих фабрики и на учащихся школы ФЗУ при фабрике». Непосредственным поводом для обращения послужил факт очередного избиения пяти учеников-рабочих школы ФЗУ и регулярный срыв по этой причине ее занятий. В той же Пензе впервые со времени революции 1905 – 1907 годов было принято решение закрывать все городские сады на ночь.
В конце 1920-х годов сформировался новый тип хулигана: «Это человек человеком, чаще всего даже “свой парень”. С рабочим номером и партбилетом в кармане... Его орел – буза, мат, скандал, мордобой. Его царство – пивная, бульвар, клуб, киношка. Это он – король окраин, властелин предместий, гроза темных переулков». При этом масштабы хулиганства ничуть не уменьшились: в первой половине 1928 года в городах РСФСР только в милиции было заведено 108 404 дела о хулиганстве . Хулиганские сообщества продолжали существенным образом влиять на повседневную жизнь горожан.

       Распространение хулиганства вызывало у горожан недовольство и страх одновременно. Как справедливо отмечал В.В. Лунеев: «Самый большой страх населения перед преступностью возникает от криминальных посягательств на улицах. Они, с одной стороны, демонстрируют открытый вызов преступников (в том числе и хулиганов. – С.П.) обществу и государству, а с другой – ставят жертвы преступлений в наиболее незащищенное положение. В этом сочетании обстоятельств – основной источник страха. Боязнь выходить на улицы в дневное и особенно в вечернее и ночное время – один из характерных признаков криминальности стран, городов, населенных пунктов» . С этой точки зрения (правда, и с других тоже) советские города были явно криминальными.
Не последнюю роль в эскалации панического страха горожан перед хулиганами сыграла центральная и региональная пресса, осознанно или неосознанно нагнетавшая обстановку. Информационные сводки ОГПУ по различным регионам пестрели схожими сообщениями: «…в отдельных районах население настолько терроризировано, что опасается вечером выходить на улицу», «за последнее время участились случаи хулиганства на окраинах города, даже ходить вечером не безопасно» и т.д. Когда в Пензе объявили, что на майские праздники 1929 года в городе отключат уличное освещение, пошли разговоры, что «в праздники придется сидеть дома, так как они (рабочие. – С.П.) боятся хулиганов».

       Панические настроения привели к укреплению в общественном сознании «расстрельной психологии». Горожане были недовольны тем, как власти борются с хулиганством, и призывали к максимальному ужесточению карательной политики. Например, Губернский отдел ГПУ по Пензенской губернии сообщал в Центр в 1927 году, что рабочие крупнейшего в регионе Трубочного завода вели разговоры следующего содержания: «Ведь это что такое, стало невозможно, нигде покоя тебе нет от этих хулиганов. Пойдешь на семейный вечер, в клуб или кино, а там все время только и слышишь, что кого-нибудь бьют или ругаются матом, кричат “Зарежу!”, “Застрелю!” …Вместо отдыха получается наоборот, весь изнервничаешься, кое-как дождешься конца, а частенько и не дожидаешься, бежишь домой, давая зарок никогда не ходить ни в кино, ни в клуб. Это происходит оттого, что Власть слабо борется с хулиганством. Сегодня задержат, а дня через 2, через 3 хулигана опять встретишь…» .
Как же на самом деле вела себя власть?

        Власть и хулиганство: попытки изменить положение. На первых порах «новый хулиган» не вызвал у начальства особой озабоченности. Объяснялось это, с одной стороны, хаосом в критериях оценки противоправных поступков, с другой – отсутствием потребности в пристальном внимании к хулиганству. Даже включение статьи о хулиганстве в Уголовный кодекс 1922 года было, скорее всего, отголоском теоретических споров, развернувшихся на съезде русской группы Международного союза криминалистов, проходившем в феврале 1914 года. На сессии ВЦИК, где обсуждался этот кодекс, при рассмотрении ст. 176-й не раздалось ни одного голоса о том, что хулиганиство – бытовое преступление и что с ним надо бороться самым решительным образом.

       По мере подъема волны хулиганства отношение к нему менялось (табл. 2). В 1924 году большинство дел о хулиганстве, самогоноварении и лесопорубках, составлявших более половины всех вообще дел в народных судах, было передано в ведение административных органов. Иначе суды были бы просто погребены под массой «хулиганских дел». Но вне зависимости от того, проходили ли хулиганские действия как уголовные преступления или как административные правонарушения, темпы их роста были таковы, что власть должна была решить, готова ли она к быстрому увеличению процента осужденных граждан новой России. Озабоченность ростом хулиганства ярко проявилась на проходившей в октябре 1925 года сессии ВЦИК – той самой, где обсуждался и не был принят проект УК. Было предложено повысить санкцию за упорное хулиганство с двух лет лишения свободы до трех. Но большинство юристов выступили против этого. Статью о хулиганстве, ранее относившую его к преступлениям против личности, перенесли в раздел преступлений против порядка управления. В нем она и осталась в редакции УК 1926 года.


Таблица 2          
Распределение судебных наказаний за хулиганство в 1925 году по видам и срокам, %
Место совершения Лишение свободы Принудительные работы Имуществен. взыскания Общественное порицание Другие взыскания Освобождены Итого  
Условно Срок   
до 1 мес. от 1 до 6 мес. от 6 до 12 мес. от 1 до 2 лет от 2 до 3 лет от 3 до 5 лет         
Город 16,3 20,7 34,5 1,8 0,7 0,1 0,1 14,6 8,6 1,2 0,1 1,2 100               
Источник: Якубсон В.Р. Судебная репрессия лишением свободы за хулиганство // Административный вестник, 1927. № 2. С. 29.               
Таблица 3          
Распределение осужденных за хулиганство по срокам заключения в 1926 году:    
До 15 дней - 452               
15 дней – 1 месяц - 1879
1 – 2 месяца - 2031          
2 – 3 месяца - 4323          
3 – 4 месяца - 219            
4 – 5 месяцев - 285           
5 – 6 месяцев - 2836

6 месяцев – 1 год - 3387

1 – 2 года - 1520

2 – 3 года - 224 

3 – 5 лет - 80

5 – 8 лет - 25

8 – 10 лет - 10    

Не установлено - 434     
Составлено по: Ширвинд Е. Ударные компании в свете всесоюзной переписи по местам заключения // Современная преступность (преступление, пол, репрессия, рецидив по данным переписи мест заключения). М., НКВД РСФСР, 1927. С. 8.          
      Уверовав во «всеисцеляющую» силу тюрьмы, власти объявили ударную кампанию по борьбе с хулиганством (табл. 3). В декабре 1925 года Народный Комиссариат юстиции РСФСР издал циркуляр № 251 с требованием решительной борьбы с хулиганством. Оно было подтверждено в новом циркуляре наркомата, увидевшем свет в январе 1926 года. Главным орудием в борьбе с хулиганством в суде стало лишение свободы. В результате, если на 1 января 1926 года хулиганы составляли 1,9 % всех заключенных в РСФСР, то на 1 июля – уже 4,9 %. При этом их доля в общем числе заключенных увеличивалась как у мужчин, так и у женщин (табл. 4). В 1926 году 74 % всех приговоров судов по делам о хулиганстве сводились к безусловному лишению свободы. На 17 декабря 1926 года перепись мест заключения выявила около 17 тыс. человек, осужденных за хулиганство.                
      Однако тюремное заключение оказалось неэффективным методом борьбы с хулиганством. Исследование, проведенное Государственным институтом по изучению преступности, выявило, что среди обследованных осужденных хулиганов 30,1 % уже имели одну судимость, 10,6 % – две судимости, 8,8 % – три судимости. Таким образом, 49, 5% обследованных были судимы неоднократно.

     Ударная компания против хулиганства принесла больше вреда, чем пользы. Основная масса дел о хулиганах по-прежнему не доходила до суда, решения по ним оставались прерогативой административных органов, в первую очередь милиции. Излюбленной мерой судебной репрессии стало краткосрочное заключение. При лишении свободы на срок до одного года осужденные, с одной стороны, не слишком боялись наказания, с другой, получали преступные навыки в местах лишения свободы и ухудшали и без того тяжелое состояние испытывавшей огромную перегрузку (в среднем на 50 – 100 %) системы наказания. Хулиганы буквально затопили места заключения. Вот что писали о своей повседневной жизни заключенные 1920-х годов: «Наш всероссийский мат во всех падежах, глаголах и вариациях слышите от зари до зари почти во всех камерах, почти среди всех заключенных, не исключая и полуинтеллигентов. Эта скверная привычка въелась в плоть и кровь заключенных до того сильно, что большинство из них даже не замечают этого. В каждой фразе, в каждом вопросе или ответе обязательно вкраплен мат, как неизбежная, но необходимая приправа…». Появились даже специфические частушки, сложенные про тюремного хулигана:

В изоляторе мне как-то
Раз побыть, друзья, пришлось,
И чего-то мне, ребятки,
Наблюдать не довелось.
Находяся в исправдоме,
Всяк по-своему живет:
Кто к культуре льнет, к ученью,
Кто во все разлад несет.

Лешка мечет под ботинки,
А Ванюшка под пиджак.
Если скажешь слово против.
То в башку летит черпак.
Все они нас различают
По «своим» и по «чужим»,
Передачи присвояют,
Мы «чужие», уж молчим.

      Выходившие на свободу хулиганы каждодневно взаимодействовали с еще не сидевшими, и во многом именно под влиянием первых вторые и все хулиганское сообщество в целом стали демонстрировать, что не боятся органов правопорядка и судебных наказаний. Это нашло отражение в городских хулиганских частушках:

Пей, товарищ, самогонку,
А я буду наливать,
От советской-то от власти
Нам тюрьмы не миновать.

Ребятишки, режьте, бейте,
Нонче легкие суда:
Семерых зарезал я –
Отсидел четыре дня.

Или


Революция была, нам же воли не дала:
Была у нас полиция, вдвойне строга милиция.
Я по улице пройду, что-нибудь да сделаю,

Что милиция мне скажет, я ей ножик покажу..

Сорок восемь протоколов

Все составлены на меня,

Мне милиция знакома,
Не боюся ни черта

      Во второй половине 1920-х годов на улицах городов развернулась настоящая война между милиционерами и хулиганами. Публикации центральной и региональной прессы напоминали сводки с театра военных действий. Вот несколько типичных примеров: «11 сентября при задержании хулиганов последние избили и искусали трех милиционеров», «21 сентября 1926 г. во время патрулирования улиц города Пензы на милиционеров напала группа хулиганов, которыми один милиционер был убит, а второму пробили голову и изуродовали все лицо». В Новосибирске 10 октября 1926 года хулиганы бросили самодельную бомбу в окно квартиры начальника городской милиции. Он и члены его семьи были ранены. Нередки были случаи, когда задержанных милицией хулиганов отбивали их сотоварищи. Так, «13 марта 1928 года в 2300 милиционер 2-го отделения милиции Пензы сопровождал в отделение 4-х неизвестных граждан, задержанных за хулиганство около пивной лавки «Красная Сура». Группа хулиганов открыла огонь и ранила в руку. Затем ударили по голове рукояткой пистолета и отобрали револьвер системы “Наган”». Еще пример: «Б., 17 лет, шел по улице с товарищами и увидел, как милиционер ведет одного из членов знакомой шайки, стал бросать камни в милиционера, браниться…» . В итоге во многих городах с наступлением вечера милиционеры, опасаясь заходить в рабочие кварталы, следили за порядком только в центральных районах.

     Ситуация все более и более выходила из-под контроля и власть решила дать хулиганам «достойный» отпор. В известной степени это была попытка удовлетворить желания горожан, требовавших «крови» хулиганов. Хулиганским поступкам стали придавать политическую окраску. Начало положил процесс по уже упоминавшемуся «чубаровскому» делу. В ходе его первоначальное определение преступления как группового изнасилования из хулиганских побуждений было заменено на бандитизм, который входил в группу наиболее тяжких государственных преступлений. А то обстоятельство, что жертва изнасилования оказалась комсомолкой, позволило проводить абсурдную мысль, что участники «чубаровского» дела – люди социально чуждые, опасные социалистическому строю и именно поэтому их действия были направлены против комсомолки. В ходе процесса помощник губернского прокурора М.Л. Першин даже предложил дополнить ст. 176 частью 3, которая предоставляла суду право применять высшую меру социальной защиты – расстрел. В общем, был создан юридический прецедент, позволявший возводить любой случай хулиганства в разряд политического преступления. В стране началась «охота на ведьм», и почти в каждом регионе нашлись – да и не могли не найтись при таком размахе хулиганства – свои «чубаровские переулки».

      В конце 1920-х годов для борьбы с хулиганством стали применяться рабочие дружины, вечерние и ночные облавы и даже высылка и ссылка хулиганов в административном порядке через органы ОГПУ. Но численность хулиганов, как и масштабы хулиганских действий, не уменьшались. Этому способствовали проводившиеся в стране коллективизация и индустриализация: они нанесли новые тяжелые удары по душевному здоровью населения, резко увеличили городское население за счет вчерашних крестьян. Помимо этого, в конце изучаемого периода государство в поисках дополнительных средств взяло курс на увеличение выпуска спиртного, фактически поощряя его употребление. В таких условиях попытки покончить с хулиганством были обречены на провал. Кроме того, борьба велась не с причинами, а со следствием, что заведомо делало ее безнадежной.

* * *

     На протяжении 1920-х годов хулиганские сообщества с присущей им субкультурой оставались характерными элементами повседневной жизни советских городов, во многом ее определяя. В годы НЭПа хулиганство достигло степени национального бедствия, фигура хулигана стала своего рода визитной карточкой советского города того времени. В 1930-е и последующие годы ситуация менялась, но проблемы, связанные с хулиганством молодежи в городах, оставались исключительно острыми на протяжении всей советской истории. Это объяснимо: хулиганство достигает угрожающего размаха в тех обществах, которые переживают длительные и многообразные структурные изменения и где, как следствие, состояние аномии держится длительное время. Поэтому не должны вызывать удивления и факты эскалации молодежного хулиганства в постсоветской России.

ПРИМЕЧАНИЯ

      Одни исследователи считали, что слово «хулиган» английского происхождения. Жил в XVIII веке в Лондоне некий ирландец Хулли (Holly), который организовал ряд шаек (the gang), отличавшихся особым буйством. Их и стали величать хулиганами, то есть членами банды Хулли. Другие полагают, что слово произошло от названия одного из кланов американских индейцев, которым за их упорное сопротивление колонизаторы приписывали самые отрицательные качества. По мнению же третьих, тут смешались древнерусское слово «хула» (хулить – порочить, осуждать, бранить) и французское «gens» (люди). Кличку хулиган давали крепостным, слугам и другим людям, которых хотели унизить. Наиболее распространенной и имеющей наибольшее число сторонников среди лингвистов, историков и юристов является версия о Хулли. Она поддерживается не только отечественными, но и зарубежными исследователями, в том числе и авторами Британской Энциклопедии. – См.: Зоткина Н.А. Хулиганство. Размышления о природе, сущности, причинах и масштабах деревенского хулиганства в дореволюционной России // Исторические записки. Пенза, ПГПУ, 2001. Вып. 5. С. 422; Калмыков В.Т. Хулиганство и меры борьбы с ним. Минск, Беларусь, 1979. С. 5.

     Насчет того, как и когда слова «хулиган» и «хулиганство» попали в Россию, мнения тоже разные. Я. Бугайский считал, что «виноват» популярный в свое время французский журналиста Дионео, который регулярно их употреблял в своих статьях на тему преступности, публиковавшихся и в российских изданиях. А П. Люблинский связывал их появление с приказом петербургского градоначальника фон Валя, который в 1892 году предписал всем органам полиции принять решительные меры против бесчинствовавших в столице «хулиганов», под которыми он подразумевал действовавшие тогда шайки насильников. Полиция, ревностно выполнявшая распоряжение, внедрила это слово в повседневный лексикон. См.: Бугайский Я. Хулиганство как социально-патологическое явление. М. – Л., Молодая гвардия, 1927. С. 9; Люблинский П. Хулиганство и его социально-бытовые формы // Хулиганство и хулиганы. М., НКВД РСФСР, 1929. С. 38.


     Под «хулиганством» в УК 1922 года (ст. 176) понимались «озорные, бесцельные, сопряженные с явным неуважением к отдельным гражданам или обществу в целом действия». В 1924 году была принята новая редакция этой статьи – «хулиганство, т.е. озорные, сопряженные с явным неуважением к обществу действия, в частности, буйство и бесчинство…». Подобная же редакция сохранилась и в УК 1926 года (ст. 74). См.: Уголовный кодекс РСФСР. М., НКЮ РСФСР, 1925. Ст. 176; Уголовный кодекс РСФСР // Собрание кодексов РСФСР. М., НКЮ РСФСР, 1927. Ст. 74.           
См. подробнее: Очерки истории девиантного поведения в США и России. Пенза, ПГУ, 2003. С. 30 – 50; Утевский Б. Хулиганство в эпоху 1905 – 1914 гг. // Хулиганство и хулиганы... С. 20 – 37.
Родин Д. Главнейшие моменты в современном хулиганстве как массовом явлении // Хулиганство и хулиганы... С. 77.

Штерман С.П. Типы хулиганов-подростков. Социологический очерк. Харьков, Труд, 1927. С. 16.

Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. Р 423. Оп. 1. Д. 163. Л. 17 – 18; Ф. Р 453. Оп. 1. Д. 123. Л. 7, 79. Высокий процент душевнобольных и патологических личностей среди хулиганов 1920-х годов показывают исследования, проводившиеся в то время. См.: Бугайский Я. Указ. соч. С. 22 – 53; Эдельштейн А.О. Опыт изучения современного хулиганства // Хулиганство и поножовщина. М., Мосздравотдел, 1927. С. 28 – 80.
Мишустин А. Алкоголь, наследственность и травма у хулиганов // Хулиганство и преступления... С. 151.

Более подробно эти сюжеты рассмотрены нами в работе: Панин С.Е. Повседневная жизнь советских городов: пьянство, проституция, преступность и борьба с ними в 1920-е годы (на материалах Пензенской губернии) / Канд. Дис.           Пенза, 2002.
Лебина Н. Указ. соч. С. 63; Рожков А.Ю. Молодой человек 20-х годов: протест и девиантное поведение // Социологические исследования, 1999. № 7. С. 112.

Более подробно эти сюжеты см. в: Панин С.Е. «Пьяная» преступность в России в 1920-е годы // Социологический журнал, 2002. № 4. С. 92 – 102.

Укше С. Женщины, осужденные за хулиганство // Хулиганство и хулиганы... С. 143.

Рапопорт А.М., Харламова А.Г. О женском хулиганстве // Хулиганство и поножовщина... С. 149.

Герцензон А.А. Рост хулиганства и его причины // Хулиганство и поножовщина... С. 15; Шир- винд Е. Борьба с социальными аномалиями // Административный вестник, 1929. № 5. С. 32.

Бугайский Я. Хулиганство как социально-патологическое явление... С. 53.

Родин Д. Главнейшие моменты в современном хулиганстве... С. 82.

Люблинский П. Хулиганство и его социально-бытовые формы... С. 38 – 39.

Рожков А.Ю. Указ. соч. С. 112; Трудовая правда, 1926, 14 октября.             
Власов В. Хулиганство в городе и деревне // Проблемы преступности. Вып. 2. М.– Л., ГИЗ, 1927. С. 66.

Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города... С. 59.

Люблинский П. Указ. соч. С. 45; Бугайский Я. Указ. соч. С. 63.

. Ф. П 36. Оп. 1. Д. 994. Л. 256.

Максимов. Хулиганство и его социальное значение // Административный вестник, 1925. № 9-10. С. 34.       
Власов В. Указ. соч. С. 64; Дейчман Э.И. Алкоголизм и борьба с ним. М. – Л., Московский рабочий, 1929. С. 116; Сегалов Т. Психология хулиганства // Проблемы преступности. Вып. 1. М. – Л., ГИЗ, 1926. С. 86.        
См. подробнее: Бугайский Я. Указ. соч. С. 68 – 69; Власов В. Указ. соч. С. 54 – 56; Чубаровщина. По материалам судебного процесса. М. – Л., ГИЗ, 1927; Дело в Чубаровском переулке (Несколько статистических данных) // Хулиганство и преступления... 1927. С. 153 – 168.          
Власов В. Указ. соч. С. 68.

Голос народа. Письма и отклики советских граждан о событиях 1918 – 1932 гг. М., РОССПЭН, 1998. С. 179.

Трудовая Правда, 1926, 6 декабря.

Трудовая Правда, 1926, 5 октября.

ГАПО. Ф. Р 342. Оп. 1. Д. 218. Л. 76 -77, 141

Цит. по: Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города 20 – 30-х годов // Вопросы истории, 1994. № 2. С. 33.
 Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. Мировой криминологический анализ. М., Норма, 1997. С. 215.

ГАПО. Ф. П 36. Оп. 1. Д. 1475. Л. 21; Ф. П 54. Оп. 1. Д. 124. Л. 15; Д. 136. Л. 5.

Там же. Ф. Р 2. Оп. 4. Д. 224. Л. 532.

Исаев М. Хулиганство (Юридический очерк) // Хулиганство и хулиганы... С. 11 – 12.
Там же. С. 13.

Якубсон В.Р. Судебная репрессия лишением свободы за хулиганство // Административный вестник, 1927. № 2. С. 29.
 Белобородов Л.Г. Введение // Современная преступность (преступление, пол, репрессия, рецидив по данным переписи мест заключения). М., НКВД РСФСР, 1927. С. 4 – 5; Якубсон В. Репрессия лишением свободы // Там же. С. 20 – 38; он же. Хулиганство и судебная репрессия против него // Хулиганство и хулиганы... С. 85 – 95.               
Колтун Г.И. Теневые стороны в жизни заключенных // Голос заключенного, 1924. № 10. С. 2.         
Бехтерев Ю. «Озорство и бесчинство» в местах заключения и борьба с ним // Хулиганство и хулиганы...С. 99.          
Власов В. Хулиганство в городе и деревне.. С. 65 – 67.

Трудовая Правда, 1926. № 214.

Власов В. Указ. соч. С. 58.

ГАПО. Ф. П 36. Оп. 1. Д. 1677. Л. 40.

 

Тематика:

Периоды истории:

Ключевые слова:

Прикрепленный файлРазмер
Иконка документа Microsoft Office Панин С. Хозяин улиц городских.doc122 КБ